"На День Конституции подорвались на противотанковой мине". Пиарщик каналов "Футбол 1"/"Футбол 2" рассказал о годе на передовой
"Футбол 24" продолжает цикл материалов о Героях войны, имеющих отношение к украинской футбольной журналистике. Александр Сосовский, PR-менеджер канала "Футбол 1"/"Футбол 2", служил на передовой и едва не погиб, защищая Родину на востоке Украины.
Интервью с Александром Сосовским хотел записать очень давно. Он не спортивный журналист, но имеет очень близкое отношение к СМИ, ведь на каналах "Футбол 1"/"Футбол 2" занимает должность специалиста по связям с общественностью и прессой. Очень давно он рассказал мне, что хочет пойти защищать Родину на Востоке, и спустя некоторое время он всё-таки туда попал.
Мало кто знает подробности пребывания Александра на войне. Но вы должны это знать, ведь это действительно один из Героев нашей страны. Горжусь знакомством с ним и хочу рассказать его историю.
Он был на передовой. Едва не погиб, подорвавшись на мине. К счастью, вернулся из этого ада живым. Был награжден государственными наградами. "За личное мужество, самоотверженность и высокий профессионализм, проявленные в защите государственного суверенитета и территориальной целостности Украины, верность военной присяге, Указом Президента от 4 февраля 2016 года, награжден орденом Богдана Хмельницкого III степени. Награжден почетным нагрудным знаком начальника Генерального штаба – Главнокомандующего Вооруженных Сил Украины "За достижения в военной службе" II степени от 4 декабря 2015 года".
"Подорвались на противотанковой мине. Комбат едва выжил, его изрядно покромсало"
– У тебя начался отпуск, и я знаю, что ты не просто едешь отдыхать, а лечить травму, полученную на войне. Расскажи, что это за травма.
– Ровно год назад, в День Конституции, 28 июня, который теперь считаю не только праздником, а и вторым Днем рождения (все говорят, что родился в рубашке), я получил ранения. Закрытая черепно-мозговая травма, контузия, незначительные осколочные поражения.
Основная травма связана с головой. Кровь плохо поступает к мозгу, соответственно – постоянные головные боли, головокружение. Прошлым летом, выполняя обязанности командира роты, вместе с комбатом поехали на разведку новых позиций и подорвались на противотанковой мине. Я пострадал гораздо меньше, а комбат едва выжил, до сих пор активно лечится. Первую медицинскую помощь оказали ему на месте, его изрядно покромсало, дальше пошли больницы-госпитали, за границу ездил. По сравнению с этим, можно сказать, что я упал с велосипеда и только ушиб локти, но год спустя всё равно есть отголоски этого события. Также есть давняя травма колена, связанная ещё с футболом, сейчас понемногу снова о себе напоминает: артроз, происходит разрушение сустава, и с этим также нужно что-то делать.
– Тебе государство как-то помогло в лечении травмы головы?
– Я сразу попал в госпиталь, провел там сутки. Затем вернулся, нужно было выполнять обязанности. Не настолько прям плохо себя чувствовал, только постоянно в ушах свистело, и сопровождалось это тошнотой. Тем более, у командира родился сын, и я на тот момент был и.о. командира подразделения. Когда вернулся командир, уже тогда я поехал в Днепропетровский военный госпиталь, прошел лечение за государственный счет. Но такая штука, как контузия, может отображаться по-разному в разное время – может затухать, иногда ухудшаться. На данный момент, уже к головной боле привык. Самое худшее во всем этом, что иногда она усиливается, и это мешает.
Почему не обращаюсь? И на фронте, и когда был в госпитале, видел людей с различными ранениями: у одного нет части лица, у другого нет руки или ноги... И таких, к сожалению, очень много. В первую очередь необходимо уделять внимание таким военнослужащим, ведь, что на физическом, что на моральном уровнях – им очень непросто. Ещё осенью, когда приезжал в отпуск с Востока, был в Киевском военном госпитале, заходил к одному солдату, которому оторвало ногу. Я с ним общаюсь, смотрю в глаза, он как бы говорит, что всё нормально, но если заглянуть глубже, то в его глазах видишь пустоту и уныние. Не знаю, о чем он тогда думал, возможно, даже о самом плохом... Но когда ему поставили протез, он понял, что может и за рулем ездить, и продолжать жить на уровне, приближенному к предыдущему, и всё нормально. А ещё ему очень повезло, что рядом были родные и близкие, которые всячески поддерживали: вовремя говорили необходимые слова, вовремя молчали.
Если бы я чувствовал, что у меня всё очень плохо... А так, главное, чтобы хуже не становилось. Потому что бывали такие состояния, когда ухудшается, и ты не можешь нормально жить, всё свое внимание обращаешь только на это.
– Ты получил ранения, следовательно, был очень близко к передовой...
– Позиции нашего батальона размещались в окрестностях Донецка и самого ДАП, а также таких населенных пунктов, как Опытное, Водяное, Пески, Красногоровка. Время от времени нас передислоцировали: сначала на одном месте полгода, потом на другом – полгода. Когда это с нами произошло, мы уже находились в "серой" зоне, неподконтрольной ни нам, Вооруженным силам Украины, ни врагу. За 14 месяцев службы, 11 из них – мы провели на передовой. Без каких-либо ротаций через 45 дней, о которых так часто любят говорить. Такая ситуация очень распространена во всех частях.
Сначала было очень трудно, но человек такая тварь, что привыкает ко всему...
У меня был выбор – пойти в Генштаб в пресс-службу. Но так как пошел туда сам, у меня не было желания менять офис на офис и быть хуже чем какой-то кактус, который там стоит и не имеет ни своего мнения, ничего. А так ты на фронте, у тебя своя зона ответственности, и по боевому уставу можешь принимать решения по своему усмотрению.
"Убивал ли я? Это вопрос, у которого не будет ответа"
– Вопрос о том, что ты давно мне рассказывал. Ты сам хотел пойти на фронт, но сначала не получалось, ведь тебя не брали. Как это в конце концов произошло?
– Сначала, когда всё начиналось, возникли такие мысли, что нужно идти. Конечно, присутствовал страх, ведь меня не убивали, и я никого не убивал.
Первый раз, когда позвонил в военкомат, было начало лета 2014 года. Сам прописан в военном комиссариате, что на Волыни, хотя уже давно живу и работаю в Киеве. Набрал, представился, что такой вот и такой, у вас прописан и готов идти. Мне сказали: "Извините, вы офицер запаса, у нас сейчас всех достаточно, в ваших услугах нет необходимости, если что, мы свяжемся". Я подумал, возможно, реально людей хватает. Где-то ещё не совсем готов, да и не столь кардинальные шаги сделал, чтобы сразу пойти.
Потом у меня была травма спины, немного лечился и залечил поздней осенью, в конце ноября снова позвонил в военкомат: пожалуйста, я к вашим услугам. Было нечто похожее – приезжай, возможно, увидим, не знаем, подойдешь ли. Хотя знаю, что добровольцев за три секунды брали.
Следующий шаг был решающим, в январе взял себя в руки и приехал: я здесь, готов! Буквально за полчаса оформили все необходимые документы. Были вопросы со здоровьем, но комиссия проходится очень быстро: сидит 15 человек, спрашивают – есть жалобы? Нет. Затем проверяли, конечно, но я видел там, на фронте, людей, которые без ног воюют, с протезами, без рук.
– Как твои родные отнеслись к тому, что ты идешь на войну?
- Я не люблю обманывать, но мне пришлось: сказал, что пришла повестка, и я не могу бежать. Эмоциональнее всего восприняла это женская половина родни. Когда пробыл некоторое время на передовой, сказал, что я уже там, не было смысла дальше скрывать. Волонтеры приезжали, друзья что-то привозили, где-то оно бы вылезло, подумал: лучше, чтобы эта информация именно от меня поступила.
– Ты сказал, что сам не убивал и тебя не убивали. А во время службы приходилось убивать?
– Это вопрос, у которого не будет ответа. Его бывает ставят, но отвечать абсолютно не хочется. Скажу одно: нас убивали, а когда теряешь кого-то из своих, то впоследствии уже не чувствуешь ни боли, ни жалости к врагу. Хотя ничего хорошего в этом нет. Где-то далеко внутри оно остается навсегда.
И это заключается не в том, что не становится врага, хуже, когда теряешь своих. А когда погибают те, с кем ты бок о бок, сначала трудно дышать, не хочется жить, потому что зачастую не становится лучших. Тех, которые многого достигли в своей жизни, людей, которые, по моему мнению, одни из лучших в этой стране.
– Расскажи, с кем ты воевал бок о бок?
– В моем подразделении самому младшему было 18, самому старшему – 63. Очень пестрая аудитория: кто-то никогда не выезжал из своего села до войны, а кто-то каждую неделю летал в Китай по работе. Люди с разным достатком, из разных сфер, абсолютно разный возраст. Я был заместителем командира роты по работе с личным составом, а иногда исполнял обязанности командира роты.
С собратьями
Первый возникший страх – как всех этих людей подвести под один знаменатель, чтобы они тебя как минимум уважали и выполняли твои приказы. Первые два месяца задачей было, чтобы люди в тебя поверили. Тем более, я попал в часть, в 93-ю бригаду, которая с начала войны на фронте, пробыл в постоянном месте дислокации два дня – приехал туда: ты в таком-то подразделении, который уже там. Спросили: ты готов? Готов! Поехал туда, но если честно, совершенно не был готов к войне. Обучения, которые были, на тот момент – были до одного места. С первой минуты начал учиться сначала, как и все остальные.
И сейчас так бывает, что лучшие снайперы – это бывшие айтишники, саперы – бывшие бизнесмены, строители, представители невоенных профессий. Конечно, есть профессиональные военные, но их не так много, как хотелось бы.
"Когда стал терять тех людей, которых я знал, близких, знакомых, а я был здесь, вообще не мог усидеть на месте"
– У тебя был очень оригинальный позывной на войне – "Консул". Откуда такой позывной возник?
– Для более комфортной коммуникации, особенно в переговорах в радио-эфире, а также для меньшего распространения личной информации, придуманы позывные. Есть два пути их присвоения: первый, когда придумываешь его себе сам, второй – когда тебя как-то называют другие и ты уже ничего не можешь с этим поделать, потому что позывной приклеивается к тебе. Несмотря на то, что я предварительно размышлял о позывном "Волынь", мне було суждено быть названным именно вторым способом. В свое время закончил Институт международных отношений по специальности – международные отношения. Это произошло спустя какое-то время после того, как получил травму и с футбольной карьерой пришлось распрощаться. К нам приехал один из моих товарищей, который знал о моей специальности и выдал такую фразу: "А где ваш Консул"? После этого уже не было смысла что-то менять, ведь все начали называть меня именно так. Ещё бывало называли Сан Саныч, но официально я был Консулом. Боевые товарищи до сих пор так и зовут (улыбается).
– Ты терял собратьев на войне?
– К сожалению, да... Ты ещё спрашивал, почему я пошел. Когда стал терять тех людей, которых я знал, близких, знакомых, а я был здесь, вообще не мог усидеть на месте. В голове было непонятно что – ты не можешь спать, есть, сконцентрироваться. А потом ты становишься будто какой-то камень – на себя смотришь, и ты будто не человек, эмоции исчезают.
Сначала было очень трудно. И хотя в нашем подразделении не было массовых потерь, однако один погибший – это уже горе, не только для подразделения, но и для семьи, для страны. И, к сожалению, мы теряли и впредь продолжаем терять. Война ещё не закончилась.
– Те, с кем ты служил, ещё осталась там, на фронте?
– Остался командир подразделения, остался главный сержант. Они набрали новых людей и готовят к выполнению новых задач. Это те люди, с которыми счастлив, что свела судьба. Они реально знают свое дело. Собратья, друзья. Я думал, что уже в том возрасте, когда очень трудно найти друзей. Возможно один-два, и всё. Мне реально повезло с ними. Командир подразделения – кадровый офицер, но не в этом дело, он просто специалист своего дела, награжден орденом Богдана Хмельницкого III ст. Также главный сержант роты, несмотря на то, что давно уже служит – образец профессионализма. Есть и другие, всех не стану перечислять. Однако именно за такими людьми будущее украинской армии.
Мы были в таком достаточно закрытом пространстве. С одной стороны мы – с другой враг, всё. Мы – это сто человек. Батальон – ещё 500. И сейчас в гражданской жизни не очень просто, ведь здесь, в Киеве, каждый день приходится общаться со многими людьми. С кем-то зближаешся, кого-то не очень любишь.
На войне также были разные люди. Все знают такую беду в Вооруженных силах, и у нас она также была – это алкоголь. Сначала приходилось применять уговоры, словно в детском саду, со словами "пожалуйста", то потом всё стало коротко и ясно, когда было необходимо – применялась физическая сила. Вообще ни секунды не думал, поднять ли руку, применить ли метод, не совсем гуманный. Даже если этот человек старше вдвое, и потом не было никаких претензий – наверное понимали, что могли натворить беды.
– Ты хотел бы вернуться туда? Рассматриваешь такой вариант?
– Я рассматриваю такой вариант. Хотя и не знаю, вернусь ли и когда это будет. В том подразделении, где я был, меня ждут, об этом слышал неоднократно. Но пока точно не пойду, немножко подлечусь, а дальше время покажет. Не знаю, что будет завтра, как будет развиваться ситуация. Если честно, то хотел бы, чтобы уже война закончилась. Чтобы ресурсы человеческие и финансовые были направлены на совсем другое, у нас есть в чем развивать себя и свою страну.
"Война у нас не ради войны... Война – ради мира"
– Ты был на войне, сейчас в мирном Киеве. Традиционный вопрос: как ты относишься к тем, кто очень беспечно себя здесь ведет, словно ничего не происходит?
– Вопрос в таком ракурсе часто слышу. Отвечу так же: я и те люди, которых знаю, защищали территорию или отвоевали ее, ради того, чтобы война не распространялась дальше на украинские земли. Чтобы здесь люди ходили в рестораны, смотрели футбол, радовались жизни и тому подобное. Война у нас не ради войны... Война – ради мира.
Люди там стоят, чтобы здесь был мир, чтобы все чувствовали себя в безопасности. Я более чем уверен, что многие делают здесь больше, чем кое-кто – там. Лично знаю людей, которые и подводили своих боевых товарищей, подвергали их опасности. А здесь у меня много знакомых, которые помогали и до сих пор помогают Вооруженным силам и всему войску. Даже тот, кто работает, платит какой-то процент, который отчисляется на Вооруженные силы. Это уже немало.
Поддержать солдат приехали друг Александра Сосовского Саша Положинский (слева) и Riffmaster
– Как человек, который был на войне, расскажи, как отличается картинка на телевидении от того, что на самом деле?
– Я смотрел телевидение, кадры о войне, только до войны. Когда вернулся, ни разу не смотрел. Если меня что-то интересует, я узнаю от первоисточника. Потому что знаю, что картинка очень отличается. То, что происходит на передовой – информация очень закрытая, очень часто всё меняется. Боевые действия происходят каждую минуту, есть такие части фронта, где передовая наша и передовая врага очень близко. Стрельба – обычное явление, как чихнуть в гражданской жизни. Многие там за один день или даже час выстреливает больше, чем за всю свою предыдущую жизнь. Патроны – как семечки.
А картинка сильно отличается. То, что я видел до войны, и то, что увидел там – две разные реальности. Не говорю, что врут – не всё показывают. Это невозможно показать, и не совсем правильно. Таким образом можно и "слить" информацию, особенно на передовой, зажечь какой-то объект или ориентир, и потом туда прилетит "подарок".
Журналист – это такая сила, которая может заставить людей, чтобы те были благосклонны к армии, а может и наоборот. И большая благодарность сознательным украинским журналистам, которые много сделали, чтобы украинцы поддерживали армию. Без украинцев, волонтеров, мы бы просто там не выжили. Сейчас обеспечение гораздо лучше, а раньше не хватало ни еды, ни воды, ни одежды.
В гостях – журналист Богдан Кутепов
Когда я уходил, меня одели и обули – был обеспечен с головы до пят. И родные, и друзья, и коллеги на телеканалах "Футбол 1"/"Футбол 2", а также те, кого лично не знаю. Всем я бесконечно благодарен! Многие поддерживает армию, не разглашая этого, но делает это часто и систематически. Также меня радует тот факт, что никто не бросил меня морально, даже если кто и был против того, чтобы я шел, то в любом случае, они приняли мое решение.
"Некоторые дончане, с которыми вместе воевали, имели именные места на "Донбасс Арене"
– Чисто футбольный вопрос: это правда, что ты родственник Анатолия Тимощука?
– Действительно, являюсь дальним родственником Толика Тимощука. Несмотря на то, что никогда с ним не роднились, так как родовое колено очень далекое, знаю, что есть определенные связи. Мало того, так ещё и девичья фамилия моей мамы – Тимощук. Также, когда ещё занимался футболом, то был достаточно физически выносливым игроком (смеется).
– Какие темы были основными в общении на фронте? Какое место в них занимал футбол?
– Многие живут на прифронтовых территориях, местное население, на временно оккупированных территориях, они почему-то считают, что каждый солдат, каждый офицер, все поддерживают власть, за президента воюют. А я вот ни разу не слышал в нашем общении поддержки власти, очень много критики. Каждый шел – кто за семью, кто за страну. Не хотели распространения беды на другие территории.
Очень много говорили на политические темы, иногда на обычные темы – интересное всё, особенно, когда растет информационный голод. Что касается футбола, то мне повезло, у меня в подразделении были люди из Киева и Донецка, поэтому мы могли продолжить тему украинского дерби и там. Некоторые дончане даже имели именные места на "Донбасс Арене". Сам же я с детства болею за "Динамо" (Киев), из восточных регионов – соответственно за "Шахтер" (Донецк). Дебаты всегда были насыщенные и многогранные, никто не хотел уступать. Многие люди собирались, даже те, которые не интересуются футболом, чтобы посмотреть на эту словесную конфронтацию – было что-то похожее на футбольную программу. Это всегда было интересно и смешно, часто вспоминали исторические матчи с участием любимых команд, также еврокубки, нашу сборную. Все будто оживали, это была возможность немного отвлечься.
К сожалению, сначала не получалось смотреть футбол. Первый раз посмотрел матч – финал Кубка Украины-2015, ту игру, когда киевляне победили, а люди выбежали на футбольное поле. Но как смотрел: мне привезли модем небольшой, смотрел футбол с задержкой во времени, покадрово, фотографиями. Тогда как раз был обстрел (вражеские танки работали), а мы были на базе, отдыхали. Кто был со мной, пошли в укрытие из-за обстрела, и я пошел туда, потом поднялся: нет, думаю, посмотрю футбол, а там как будет. Оно там что-то "прилетало", а я досмотрел поединок.
Часть тех, кто болеет за "горняков", была в это время на позициях. Когда на следующий день рассказал, что "Динамо" победило, то они не находили себе места (смеется). И снова был повод подискутировать. Всё всегда у нас было мирно. До сих пор с ними общаюсь. У меня был стереотип до того, как туда пошел (возможно, информационно это вливалось в уши), что очень мало людей из Донбасса на нашей стороне. Но сейчас скажу откровенно, что есть даже отдельные подразделения, состоящие исключительно из местных жителей.
Есть одна позиция, высота, ее многие знают – у взлетной полосы аэропорта. Знаю человека – когда на той высоте стоит, он видит свой дом, видит окно своей квартиры. Но не может туда попасть.
Многие из них ушли на войну – хотя они могли поехать к "любимому соседу", переехать в Киев, ещё куда-то. Но они взяли в руки оружие и начали отвоевывать родную землю. И я скажу, что они одни из самых мотивированных.
– Они верят, что удастся когда-нибудь снова попасть домой?
– Они хотят. Точно знаю, что они хотят и многое для этого делают.
Их не совсем устраивает, как и любого из нас, сложившаяся ситуация. Но не всё так просто, как кажется на первый взгляд. Даже если отвоевать территорию, то как отвоевать ум? Это труднее. Более чем уверен, что войну сначала можно было закончить, стать на границу за полторы недели (в зависимости и от того, что бы делала Россия). Сейчас – намного труднее. Закопано, всё залито бетоном, построены прочные фортификационные сооружения.
Самое трудное – отвоевать ум. Даже на прифронтовой территории с нашей стороны работают только "Сепар ТВ" и "Сепар ФМ". Несколько раз смотрел – это просто "жесть"! Если бы я посмотрел это 8-9 дней, возможно и сам поверил бы, что такой плохой, а там все святые ангелы. Пропаганда работает на все сто. У них мощная школа, которой около века. А с нашей стороны в информационной политике ничего не делается, а необходимо клин клином вышибать.
Лучший информационный посол – обыкновенный солдат. Он ежедневно общается с местным населением, которое было даже враждебно настроено, объясняет, делится последней тушенкой, сам голодает – а бабушке отдает или детям. Военнослужащие больше сделали, чем "Минстець" или ещё кто-то.
показать скрыть